«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что даст мне сей день»… Утро начинается нерадостно: ранний подъем, спешка, городской транспорт, как всегда в часы пик, переполненный людьми и эмоциями. Настроение скверное, под стать дождливой ноябрьской погоде. На ходу проверяя фотоаппарат, бегу в рабочий автомобиль, и уже в дороге пытаюсь успокоить растревоженные мысли… Не получается…
«Молитесь, все рассказывайте мне, я вас услышу и помогу»
Нервничаю еще и потому, что первый раз еду в Свято-Вознесенский храм. То есть в Новотроицком я однажды была, еще в детстве, но вот официально, с редакционным заданием журналиста – впервые.
Приезжаем рано. Во дворе ждем начала службы. И так мне обидно за свои утренние огорчения и за мысли мрачные, что все еще будоражат, что даже в храм идти стыдно. Вот подходит настоятель отец Петр и, улыбаясь, спрашивает: «А с батюшкой уже поздоровались?»
Поклониться отцу Давиду – первое дело. Разговаривая о храме и насущных заботах, мы идем к батюшке. Надо же, столько читала о нем, и вот наконец вижу – маленькое лицо под высоким клобуком, щеки впалые в морщинках, блаженная улыбка и необычайно добрые глаза, которые смотрят на меня с темной могильной плиты. Здесь, рядом с храмом, общину которого до последнего дня окормлял игумен Давид (Нелюбов), он и похоронен. Сюда вот уже много лет по его кончине люди приносят живые цветы и приходят, чтобы рассказать батюшке о своих скорбях. «Молитесь, все рассказывайте мне, я вас услышу и помогу», – утешал он рыдающих прихожан, произнося свою последнюю проповедь.
Вот и я, вспомнив эту историю, склоняюсь перед последним пристанищем удивительного батюшки и, касаясь лбом холодного камня, шепчу: «Батюшка Давид, помолись за меня. Пошли мир душе. Дай сил не огорчаться и не огорчать, не гневиться и не гневить, радоваться всему, что суждено нам пройти». В храм я входила уже с легким сердцем, и весь день провела в таком умиротворенном расположении духа, какого давно уж за собой не замечала…
Об этом чуде, которое произошло лично со мной четыре года назад и которое я искренне таковым считаю, теперь при случае рассказываю постоянно. Однако те, кому посчастливилось знать батюшку Давида, рассказывают о еще более удивительных вещах.
Ангел в теплых бурках
В 1976-м в Свято-Вознесенский храм прислали нового батюшку. Маленький сухонький старичок (в то время отцу Давиду было уже 74 года) в черной рясе и теплых бурках – он был похож не на простого монаха, а, скорее, на отшельника. Только не было на его лице той строгости, которую накладывают долгие годы одиночества. Напротив, батюшка ко всем был ласков и заботлив. И даже несмотря на то, что новая паства встретила священника довольно прохладно, он с улыбкой говорил: «Не тревожьтесь, еще плакать будете, когда меня не станет».
Нередко вспоминая о своей прежней жизни, рассказывал он, как работал на шахте «Лидиевка», как ходил молиться в Покровский храм Старомихайловки, где был пономарем, чтецом, позже – диаконом. А еще раньше за веру свою был он сослан в Соловецкий лагерь. Именно там он отморозил себе ноги и руки и в течение продолжительного времени не мог ходить. Наверное, потому прихожане всегда видели его в черной рясе и теплых бурочках на ногах.
«Однажды был такой случай, – вспоминает прихожанка Свято-Вознесенского храма Лидия Демянюк. – Стояли мы на службе, а было время, когда храм не отапливался, было холодно-холодно. В церкви стены голубые, и на них видно, что каждый гвоздик белый от инея. Вот стоим мы, сразу замерзли пальчики на ногах, потом до колен ноги. А потом дошло до того, что и на руках пальцы не можем сложить, чтобы перекреститься. Ну, отстояли. Служба закончилась, батюшка нас благословил и говорит: «С миром идите». Мы вышли из храма и стали во дворе, а холода как не бывало, так тепло телу стало. И вот сколько в храме не топили, ни один человек даже не закашлял.
А вообще батюшка был особенный. Лицо чистое-чистое, доброе. И как-то радостно возле него было, тепло, как будто к родному человеку приходишь».
«Службу справили, а теперь все вместе собирать жука»
Об отце Давиде всегда говорили – батюшка от Бога. Еще и солнце на вставало – он уже в алтаре. Ходит по двору – молитву читает. Провожает в последний путь – до самой могилы идет. Даже трапеза у него всегда постная и скудная – пара картофелин, стакан томатного сока были и завтраком, и обедом, и ужином. Будучи стар и слаб, не имея возможности передвигаться самостоятельно, он правил службы и выходил к людям на водосвятие. За труды свои имел дар прозорливости и исцеления.
Неудивительно, что еще при жизни батюшку Давида считали святым. Но насколько духовно возвышенным был этот человек, настолько и близким оставался он к простым людям.
«Чтобы цыплята водились, садите квочку, а сами ходите с яйцами в решете или просто в подоле и приговаривайте: «Ко-ко-ко-ко», – учил батюшка старым дедовским методам.
И так всегда и во всем. У кого корова молока не дает, у кого дом не строится или живность на подворье не водится – батюшка всегда знал, чем помочь.
Вспоминают в селе, как уже в годы перестройки отец Давид собрал своих «овец заблудших» и начал раздавать деньги. Кому рубль, кому три, кому пять.
Одна женщина по имени Мария попыталась возразить: «Батюшка, мне не надо. Отдайте тем, кто больше меня нуждается». Монах посмотрел ласково и сказал: «Мария, я тебе дал». Женщина покорно положила денежку в карман. Так раздал он все, как милостыню, приговаривая: «Что из мира пришло, то в мир и ушло».
Через несколько лет в стране начались финансовые катаклизмы: деньги перестали платить вовсе. И уже доброго отца Давида не было в живых, а Мария находила послания от него: то в одном кармане рубль, то в другом три. «Боже мой, – вздыхая, говорила она. – Батюшки уже который год нет, а он продолжает заботиться о нас, чтобы всем нам было хорошо».
«Еще плакать обо мне будете, когда меня не станет»…
Батюшка был поистине прозорлив. Он не только предвидел, кто родится в семье – «овечка» или «барашек», но мог предсказать и судьбу ребенка: кем будет, чего добьется в жизни.
Знал он и о том, что нелегко будет его пастве прощаться со своим батюшкой. И поэтому до последних дней своих вел службы и благословлял прихожан.
В воскресенье, 5 июля 1992 года, в Свято-Вознесенском храме была отслужена литургия. Сидя в коляске, отец Давид по обыкновению вел богослужение, принимал исповедь. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом, слабость сковывает тело. Перед Причастием батюшке стало совсем плохо – он потерял сознание. Его внесли в алтарь, после чего к людям вышел алтарник и сказал, чтобы все молились за отца Давида.
«Все упали на колени, – вспоминает Лидия Григорьевна. – И раз семь пропели тропарь «Царице Небесная». Батюшке стало легче, он нас причастил и потом благословил каждого-каждого, хотя рука уже не держалась. 7 июля, в праздник Рождества Иоанна Крестителя, он уже не служил, а 9 июля отошел ко Господу».
Он умер в день почитания Тихвинской иконы Божьей Матери и преподобного Давида Солунского, своего небесного покровителя. Тихо почил в своей келейке, завещав похоронить его рядом с храмом: «Люди придут и помолятся за меня».
Хоронили отца Давида 12 июля в праздник Петра и Павла. Людей было много: духовные чада, прихожане, священнослужители. И прав был батюшка: все плакали.
И вот прошло двадцать лет, а отца Давида по-прежнему помнят. А когда просишь прихожанок: «Расскажите что-нибудь о батюшке» – они начинают плакать и говорят, что другого такого нет и не будет.
После смерти отца Давида прошло много лет, а люди по-прежнему его помнят и любят
В этом году в день кончины игумена Давида, 9 июля, на его могиле снова отслужили панихиду
Анна МОЛЧАНОВА, «Орбита плюс»