После жаркого лета, ярких, красочных Дня шахтера и Дня города на нашу землю приходит еще один праздник. Величественный, гордый, особенный – День освобождения Донбасса от немецко-фашистских захватчиков. В этот день, 8 сентября, к подножиям монументов и обелисков ложатся цветы, надевают ордена и медали оставшиеся в живых ветераны, звучат песни и стихи военной поры, очевидцы ведут неспешные рассказы о событиях тех грозных, героических лет, и перед подвигом советского солдата отступает время, а память вновь и вновь возвращает нас в сорок третий, когда истерзанный, залитый кровью Донбасс с болью и надеждой ждал своих освободителей.
Бесконечные страдания принес людям «новый» фашистский порядок, который установился в нашем крае в 41-м году. Самым распространенным словом в посланиях оккупантов населению было «запрещено». Запрещалось ездить по железной дороге, ночевать у знакомых, обменивать одежду на продукты в селах, выходить вечером из дома, слушать радио. Наказание за любую провинность было одно – смерть. Именно ее фашисты считали самым действенным средством запугивания и подчинения населения. Только в Донецке за время оккупации было уничтожено 92 тысячи человек, еще 75 тысяч – сброшено в ствол шахты на Калиновке. Не менее жестоко вели себя фашисты и в других городах и селах области. Почти триста тысяч – таков общий счет замученных фашистами жителей Донетчины. На фоне этой страшной цифры разглагольствования некоторых новоявленных историков о баварском пиве, которое все мы могли бы пить, оставаясь при немцах, выглядят не просто жестокой насмешкой, а настоящим преступлением перед памятью погибших.
Донбасс изнывал под тяжестью фашистского ярма, и только благодаря разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом стало возможным его освобождение. После победы на Курской дуге советское командование сосредоточило крупные силы для освобождения Донбасса. Четыре месяца велись бои на подступах к нашему региону, в январе-феврале 1943 года было освобождено 40 населенных пунктов Донецкой области. К весне линия фронта стабилизировалась по Северскому Донцу и дальше на юг, по реке Миус до Азовского моря. На этой территории в течение двух лет фашисты создавали глубокоэшелонированную оборону. Летом 1943 года здесь было сконцентрировано 26 фашистских дивизий. А связующим звеном всей этой оборонительной системы стала древняя Саур-Могила, с высоты которой на многие километры вокруг просматриваются степь, балки, дороги, терриконы, а в ясную погоду – даже Азовское море. Когда-то на этой высоте прапрадеды советских воинов разжигали сигнальные костры, предупреждая народ о набегах кочевников. Теперь же она сама стала вражеским бастионом. Чего только не пришлось вынести местным жителям за эти два страшных года! Гремели снаряды, содрогалась земля, взрывалось небо. И среди всего этого – мирные жители, маленькие дети.
О том, как это было, сегодня мы знаем как по рассказам ветеранов-освободителей, так и из воспоминаний очевидцев тех событий. Председателю Совета ветеранов динасового завода Людмиле Павловне Пешляевой в 41-м исполнилось всего три года. На тот момент ее семья проживала в Донецке. «Подробностей уже не помню, потому что была еще совсем маленькой, в мыслях всплывают только фрагменты, – рассказывает женщина. – Помню страшную суматоху, помню, как все заготовки на зиму перевозили к бабушке. Мы с братом Аркадием тоже первое время жили у нее. Ведь у родителей было очень много работы. Папа, Павел Матвеевич, был сапером, а мама, Елена Никифоровна, была связана с партизанами, передавала для них сообщения. Дедушка мой работал директором совхоза «Широкий». Перед самым началом войны его прооперировали, а спустя три дня за ним приехали две подводы, выделенные обкомом партии. В одну из них положили дедушку, с ним села и моя тетка. А во второй подводе разместились бабушка, две других тетки и трое их маленьких детей. Не заезжая домой, они уехали в неизвестном направлении. А буквально через пару дней прошел слух, что их расстреляли немцы… Очень тяжело было смириться с этой мыслью, особенно маме».
На Елену Никифоровну, кроме тоски о пропавших близких, навалились еще и все заботы по дому. У мужа было много работы по разминированию различных объектов, и все приходилось делать самой, беременной, с двумя малыми детьми на руках. Именно мамино физическое состояние и не позволило вовремя уехать с оккупированной территории. Очень часто, спрятавшись от глаз детей, она тихо плакала. Но, наверное, ей было предначертано судьбой выстоять в неравном бою с жизненными трудностями. Однажды, возвращаясь с очередного задания домой (было это в январе 42-го года), женщина прямо в дороге родила младшую дочь, которую позже назвали Танюшей.
«Помню, маму привели домой уже с лялькой на руках, замотанной в какие-то тряпки, – рассказывает Людмила Павловна. – А на следующий день она отправила меня одну в совхоз «Широкий», к бабушке, сообщить о рождении внучки. Обратно меня провела соседская девчушка Марица, которая в свои 11 лет была очень смышленой. Через нее мама передала какую-то очень важную информацию».
После рождения младшей дочери Елена Никифоровна все меньше могла уделять внимание партизанской работе: не с кем было оставить грудного ребенка. Поэтому трое ее знакомых связных приходили за информацией сами. Иногда они оставались ночевать в доме на досках, под кроватью, на которой спали трое детей.
Многое пришлось пережить семье в те нелегкие для Донбасса времена. Людмила Павловна вспоминает, как однажды, в первых числах сентября 43-го года, шли они домой с соседскими ребятишками, собирая по дороге цветы. И в это время немецкий самолет сбросил на улицу, рядом с домом девочки, пять бомб. Тогда, кроме соседской старушки, которую присыпало землей, отчего она задохнулась, не погиб никто. Но было очень страшно, ведь в каждом доме на этом отрезке улицы проживало по несколько детей. «Когда немцы потом выкапывали свои бомбы, один назвал нас счастливыми киндерами, поскольку ни одна из пяти бомб не взорвалась», – вспоминает Людмила Пешляева.
Это был не единственный случай, когда фашисты совершали жестокие нападения на мирных жителей. Даже отступая, они продолжали жечь, грабить, убивать, руководствуясь страшным приказом Гиммлера, в котором относительно Донецкой области были специальные указания: при отступлении добиваться того, чтобы «не оставалось ни единого человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, ни одного рельса. Чтобы не остались в сохранности ни один дом, ни одна шахта, которая не была бы выведена на долгие годы из строя, чтобы не осталось ни одного колодца, который не был бы отравлен. Противник должен найти действительно сожженную и разрушенную страну».
7 сентября, уже накануне освобождения Донбасса, женскую школу №25 г. Донецка после нескольких неудачных попыток подрыва фашисты облили бензином и подожгли. И уже с чувством выполненного долга начали бежать. «Дом, в котором мы жили, был пятым от школы по счету, – говорит Людмила Павловна. – Как сейчас помню – стою на крыльце, смотрю на пылающую, как факел, школу, и у меня слезы градом по щекам катятся, а душу захлестывает волна ненависти к проклятым фашистам…»
Все лежало в руинах, но и это не могло затмить великую радость освобождения. Весть о том, что наши войска прогнали врага с территории Донецкой области, пронеслась по всем окрестностям со скоростью молнии. «Буквально через день после того, как прошли последние, победоносные бои на Саур-Могиле, подъехал к нашему дому «студебеккер», из которого вышла наша бывшая соседка, а за ней – люди в военной форме, – рассказывает Людмила Пешляева. – Брат с криками «Немцы!» бросился в дом и сразу же спрятался под кроватью. Мама вышла на улицу и чуть не потеряла сознание – одной из военных оказалась ее сестра, которая уехала в начале войны на подводе и которую мы долгих два года считали погибшей. Уже придя в себя и сидя за столом, мама вместе с нами слушала рассказ о чудесном «спасении» всей нашей семьи. Оказывается, тогда дед и уехавшие с ним родственники беспрепятственно добрались до Сталинграда, где старшая из моих теток добровольцем пошла на фронт. Оттуда не было возможности поддерживать с нами связь, к тому же мы сменили адрес».
«Пропавший» дедушка со своим зятем приехал немного позже, поездом. Отправив Василия разузнать, жива ли его дочь Лена с внуками, сам дед остался на вокзале. Тогда, сидя прямо на земле, он дал себе слово в случае отрицательного ответа уехать из Донецка навсегда. Там же, на вокзале, он неожиданно для себя встретил своего родного брата Павла, который ехал послом Советского Союза в Чехословакию. Тут вернулся и зять, сообщив радостную весть. Все вместе отправились домой. «Уже на подходе к нашей улице дедушка засвистел в турчок (специальный свисток, который выдавался на заводе сторожам), – рассказывает Людмила Пешляева. – Услышав его звук, мама тут же узнала своего отца. У нее, кстати, на шее в качестве талисмана висел такой же. Как сейчас помню, в тот день стояла солнечная, по-летнему теплая погода».
Несколько месяцев спустя, зимой, домочадцы услышали стук в дверь. Отворив, Елена Николаевна увидела на пороге девчушку лет шестнадцати в мужской шапке-ушанке, замотанную в покрывало. Собравшись было спросить: «Чего тебе надо, девочка?», женщина всмотрелась в ее лицо и узнала знакомые черты – перед ней стояла ее младшая сестра Надя.
«Вот так война разбросала нас по разным местам, но 43-й год оказался для нашей семьи особенным, он вновь собрал всех воедино, – со слезами на глазах вспоминает Людмила Павловна. – Наверное, именно поэтому День освобождения Донбасса стал для меня праздником более значимым, чем День Победы, ведь после освобождения региона мы узнали, что наша семья жива! Это было, можно сказать, ее вторым рождением».
Семья после воссоединения, 1945 год. Людмила Павловна Пешляева – в нижнем ряду справа
* * *
Каждый год отмечается на Донбассе этот великий праздник, и каждый год о событиях далеких лет с особым трепетом вспоминает Людмила Пешляева, а также другие жители области, которым через многое довелось пройти. Ежегодно на окутанной ковылями Саур-Могиле собираются люди – почтить память воинов, важность подвига которых сложно переоценить. Низкий вам поклон, воины-освободители, как живые, так и павшие в бою!
Надежда ГЛОВАЦКАЯ, «Орбита плюс»